Некоторые считают, что мы живем в эпоху перемен и больше нельзя по прошлому судить о будущем. Поэтому мы задаемся вопросом: на основании чего можно утверждать, что исторические тенденции являются надежной основой для прогноза? Более узко — как можно быть уверенным, что данные за прошлые десятилетия, показывающие падение цен на сырье, являются хорошей базой для прогноза?

Здесь перед нами вопрос о достоверности научных обобщений. Общий принцип гласит, что данные могут стать основой для обобщений, если дают адекватную картину того, что подлежит обобщению. Но предсказание есть особый вид обобщения — от прошлого к будущему. Предсказание всегда содержит элемент веры: наука не может гарантировать, что завтра утром взойдет солнце. Анализ покоится на знании и суждении, что в будущем будут повторяться те же явления, что и в прошлом.

Прогноз имеет смысл только при предположении, что прошлое и будущее принадлежат к одной и той же статистической вселенной, то есть если можно рассчитывать, что некие условия, формировавшие мир в прошлом, будут действовать и в будущем. Поэтому зададимся вопросом: происходили ли в последние годы такие изменения, которые бы сделали непригодными для прогноза данные о наличии природных ресурсов за ряд последних десятилетий?

Важнейшими факторами изменения цен на сырье были: 1) переход к разработке более бедных и менее удобно расположенных месторождений — то есть феномен «истощения» сырьевых запасов; и 2) непрерывное совершенствование технологий, которое более чем компенсировало сокращение числа богатых и удобно расположенных месторождений.

Можно ли утверждать, что теми создания новых технологий такого рода замедлился? Напротив: темп возникновения новых технологий вообще-то растет. Значит, поскольку прошлое отличается от будущего, следует предположить, что отличительной особенностью наших прогнозов является недооценка темпа возникновения новых технологий и, соответственно, темпа падения цен.

Картина того, как десятилетие за десятилетием и век за веком падают цены на природные ресурсы, должна была бы избавить нас от идеи, что когда-нибудь они станут более редкими. И пожалуйста, имейте в виду, что текущие цены не могут вводить нас в заблуждение относительно будущей их редкости. Если бы были причины предполагать, что издержки производства чего-либо в будущем возрастут, спекулянты создали бы запасы этого самого в расчете на высокие цены в будущем, а в результате цены выросли бы уже сегодня. Так что текущие цены — хороший показатель редкости ресурсов в настоящем и в будущем (подробнее об этом ниже).

В целом издержки и цены большинства природных ресурсов падали по крайней мере начиная с 1800 г. Но как уже отмечалось, издержки и цены порой оказываются скользкой материей. Здесь я скажу об этом лишь несколько слов.

Основным показателем издержек производства меди, например, является отношение цены на нефть к цене какого-либо другого товара. Один из таких показателей — и наиболее важный с точки зрения международной конкурентоспособности — отношение цен на медь к заработной плате. Значение этого индекса уменьшалось очень быстро — покупательная способность средней почасовой заработной платы американского работника относительно меди повысилась с 1800 г. до настоящего времени в 50 раз! Логично предположить, что аналогичная тенденция действовала до 1800 г. и что та же закономерность верна и для других видов минеральных ресурсов.

Возьмем другой показатель — удешевление меди относительно потребительских товаров и услуг: сегодня нужно меньшее количество рубашек или движений парикмахерской бритвы для покупки тонны меди, чем сто лет назад. Отношение цены меди к ценам других благ подобно текущей денежной цене, скорректированной на рост стоимости жизни. При этом нужно помнить, что и другие блага, входящие в индекс стоимости жизни, с годами производятся все с меньшими издержками. На деле, однако, цена минеральных ресурсов падала быстрее, чем цены на другие блага.

Еще одним показателем динамики цен на природные ресурсы может быть доля нашего совокупного дохода, которую приходится платить за все добываемые минеральные ресурсы. Этот показатель также свидетельствует об устойчивом падении издержек. Абсолютные объемы добычи природных ресурсов росли из десятилетия в десятилетие, из века в век, и параллельно росло многообразие используемых природных богатств. Но расходы на их добычу, выраженные как доля совокупных расходов, уменьшались. «Валовая стоимость добываемых ресурсов (включая уголь, нефть и сельскохозяйственные продукты) сильно и неизменно падала относительно величины всего национального продукта с 1870 г. до настоящего времени. В 1890 г. доля добываемых ресурсов составляла почти 50%. К началу столетия она упала до 32%, а к 1919 г. — до 23%. В 1957 г. этот показатель равнялся 13% и продолжал сокращаться», упав к 1988 г. до 3,7%. В 1988 г. доля минералов и энергии (без продуктов питания) составляла только 1,6% ВНП США. При этом на долю минералов (за вычетом энергетических источников) приходилось всего лишь менее половины процента ценности всех добываемых ресурсов, или 0,0002 от ВНП (пятидесятая часть процента ВНП). Эта тенденция делает очевидным, что цена минеральных ресурсов — даже существенно увеличившись, для чего нет никаких оснований, — не может почти никак повлиять на наш уровень жизни, из чего следует, что «редкость» минеральных ресурсов не является серьезной угрозой для уровня жизни в мирное время.

Изменение роли природных ресурсов хорошо иллюстрирует компьютерная дискета: когда на ней записана, скажем, программа Windows, она стоит 450 долл., а нефти и песка на ее изготовление ушло на пару центов

Из всех рассмотренных выше показателей изменения цен на сырьевые ресурсы последний является самым «домашним». Все показатели свидетельствуют об одной и той же тенденции развития, но особенно убедителен этот показатель доли минеральных ресурсов в семейных расходах. Минералы становились до сих пор все более доступными — менее редкими — по отношению к важнейшему элементу жизни — к затратам рабочего времени.

Из совокупности различных данных следует вывод, враждебный интуитивному пониманию: но мере все большего потребления угля, нефти, железа и других природных ресурсов они становятся все меньшей редкостью.