Проблемы истощения природных ресурсов: миф или реальность?

Экологи заявляют, что, сопоставляя полезные и вредные последствия той или иной политики, а также сравнивая состояние экономики в разные периоды времени, экономисты опускают ключевые факторы. И если бы это критическое замечание было верным, это означало бы, что экономическая теория не справилась с задачей. Для экологов экономист — тот же циник Оскара Уайльда, который всему знает цену, но не видит ценности ни в чем. Однако здравые экономические суждения должны учитывать все существенные для оценки факторы. Не редкость, когда экономист совершает ошибку, но это фиаско отдельного человека, а не науки в целом.

В действительности вопрос заключается в том, что необходимо, а что не обязательно учитывать при сопоставлении выгод и издержек.

Экономисты уже давно берут в расчет нерыночные блага, когда, к примеру, сопоставляют выгоды и издержки таких правительственных проектов, как строительство плотин. При этом учитывалась, например, ценность самых разных рекреационных возможностей, создаваемых наличием водохранилища, в том числе его ценность для яхтсменов. Одновременно экономисты пытались учесть издержки, ложащиеся на тех, кому приходится переселяться из своих домов ради создания водохранилища. Я не говорю, что такого рода анализ осуществлялся всегда безупречно; но нужно признать, что экономисты пытаются учитывать в своем анализе явления и факты, не имеющие денежного выражения. При этом обычный подход состоял в том, чтобы оценить, сколько люди, при наличии выбора, захотят платить за возможность иметь такое-то благо или за то, чтобы избежать таких-то издержек. Но во всех случаях учитывалась оценка воздействия па людей, а будущие доходы и издержки рассчитывались по стандартным экономическим методикам.

На макроэкономическом уровне экономисты (первыми здесь были Уильям Нордхауз и Джеймс Тобин) экспериментировали с возможностями учета некоторых нерыночных положительных и отрицательных факторов в составе агрегированных показателей национального благосостояния. Они обнаружили, что это не оказывает влияния на динамику показателей ВНП.

Но такое расширение экономических вычислений не удовлетворило большинство экологов и некоторых экономистов. Один из главных упреков — стандартная экономическая теория не учитывает издержки, заключающиеся в исчерпании природных ресурсов. При этом не принимается в расчет, что этот подход означает повторный счет и покоится на предположении, что ценность добываемого сырья будет со временем не падать, а расти.

В вину экономистам ставят и то, что в экономических расчетах не учитывается воздействие хозяйственной деятельности на дикую природу. Иными словами, экономисты могли бы записать в положительный баланс уничтожение москитов и сокращение заболеваемости малярией. Биологи же требуют учета и того, как это сказывается на остальных элементах экосистемы, скажем на рыбах, питающихся личинками москитов. Так называемые «экологические экономисты» построили графики, показывающие «индекс устойчивого экономического благополучия», который призван заменить традиционные показатели развития народного хозяйства, и в соответствии с этим индексом положение в последние годы не улучшается, а ухудшается. К сожалению, экономисты просто пренебрегли критикой этих метафизических построений. Признаюсь, что и я здесь спасовал. Детальный анализ такого рода метафизических писаний требует значительного объема, и ему просто не нашлось бы места в этом материале.

Экологические экономисты иначе представляют себе роль будущих поколений в сегодняшних решениях, чем традиционная теория экономики. Иногда они учитывают только ближайшее будущее, поскольку «в длительной перспективе мы все мертвы», а иногда заглядывают в очень отдаленные времена, как в случае с энергетическим счетоводством, где события, могущие наступить через 7 миллиардов лет, учитываются наравне с завтрашними последствиями политических решений. В традиционной теории будущие результаты дисконтируются, как это делают покупатели облигаций.

Экологический стиль мышления не желает считаться с тем фактом, что знание накапливается со временем и пропорционально усилиям людей, что, соответственно, источники богатства также возрастают со временем, а относительная ценность природных ресурсов убывает, как происходит, например, с относительной ценностью сельскохозяйственных земель. Герман Дэли оспаривает это на том основании, что «нынешние 3% (сегодняшняя доля сельского хозяйства в валовом продукте) могут возрасти до 90% в случае серьезных сбоев сельскохозяйственного производства». Не представляю, как можно всерьез ответить на этот аргумент.

В общем, благодаря накоплению знаний будущее человечество окажется, скорее всего, богаче во всех смыслах, в том числе в смысле более чистой и здоровой природной среды, чем досталась нам и людям прошлых эпох. Но экологические экономисты не желают этого знать.

Экономисты возвращают экологам их же аргументы. Экологи упрекают экономистов и человечество в целом в том, что они норовят варварски потребить мировой запас полезных ресурсов и оставить будущие поколения ни с чем. Экономисты отвечают, что экологи используют знания, накопленные прошлыми поколениями, и при этом противятся умножению человечества. А ведь только люди могут увеличивать запас знаний и способствовать повышению уровня жизни будущих поколений, в том числе будущих экологов.

Экологи призывают к такой модификации экономической теории, чтобы можно было учитывать интересы других биологических видов, не только человека. Но экономическую науку всегда интересовало только благосостояние людей. Не приходится требовать, чтобы она в этом переменилась и стала совсем иной наукой.

Да мы и не в состоянии ничего в этом роде достичь. Невозможно представить себе, как можно было бы оценить последствия уничтожения москитов для отдельного москита, для москитов в целом, для других видов. Для этого недостаточно просто оценить сокращение численности популяции, чем обычно занимаются экологи. Можно количественно оценить, станут ли США богаче или беднее, если совершенно запретить рекламу сигарет, хотя здесь приходится идти на допущения, которые некоторым экономистам кажутся неприемлемыми. Экономическая теория основывается прежде всего на учете ценностей человека, на том, как разные люди оценивают те или иные вещи или события. Можно провести сопоставительный анализ выгод и издержек, возникающих вследствие запрета на рубку леса в тех или иных районах, и при этом учесть перспективу сохранения местной популяции сов — исходя из предполагаемой их ценности для людей. Но как прикажете учитывать в вычислениях ценность совы для самой себя или для других видов, о которых люди, быть может, не имеют представления? Как учитывать события на других планетах, о которых мы ничего не знаем? Для всего этого нужны особого рода вычисления. Была предложена чисто религиозная система выкладок, не имеющая ничего общего с наукой, объективность которых не основывается на каких-либо измерениях, а значит, не может быть ни подтверждена, ни отвергнута другими исследователями. Об этом и хлопочет «экологический экономист» Герман Дэли.

Экологические экономисты считают, что есть некая объективность в энергетическом счетоводстве. Можно измерять количество единиц энергии, участвующей в разных видах человеческой деятельности. И тогда можно оценивать разные виды деятельности по их энергетическому результату.

Полностью отвергая традиционную экономическую теорию, экологи не смогли предложить никакой осмысленной альтернативы.